Что такое формальная определенность права

Формальная определенность права

ФОРМАЛЬНАЯ ОПРЕДЕЛЕННОСТЬ ПРАВА — специфическая характеристика права, означающая, что принципы и предписания права характеризуются определенностью, т.е. всегда содержат определенное указание относительно границ правомерности поведения их адресатов и находят закрепление в том или ином источнике права (законе, договоре нормативного содержания и т.д.). Формальная определенность — тот специфический признак, который определяет специфику права. Она означает: во-первых, то, что нормы права отличаются юридической определенностью, т.е. точно указывают на объем, содержание прав и обязанностей; во-вторых, имеют документальную или иную формализованную форму выражения (закон, регламент, правительственное постановление и др.). Нормы права, помимо нормативных правовых актов получают закрепление в правовых обычаях, нормативно-правовых договорах, имеют прецедентную форму выражения (административный, судебный прецедент); в-третьих, формальная определенность достигается использованием в законодательстве, правоприменительной практике специфического языка права. Формальной определенности права способствуют предоставительно-обязывающий характер его норм, специфическое их строение и использование законодательной (правотворческой) техники конструирования правовых установлений;

Элементарные начала общей теории права. — Право и закон, М.: КолосС . под общей ред. д-ра юрид. наук, проф. В. И. Червонюка . 2003 .

• Финансовое право
• Формационный подход

Смотреть что такое «Формальная определенность права» в других словарях:

• Глава 4. Сущность права. Правопонимание — Глава 4 СУЩНОСТЬ ПРАВА. ПРАВОПОНИМАНИЕ Многозначительность термина «право»Право в объективном смыслеСубъективное право (право в субъективном значении) … Элементарные начала общей теории права
• Понятие права — Право как один из видов регуляторов общественных отношений представляет собой особую категорию, в многотысячелетней истории юриспруденции не раз указывалось, что универсальное определение права не может быть дано и всегда зависит от конкретной… … Википедия
• НОРМА ПРАВА — общеобязательное правило поведения, установленное или санкционированное государством и обеспеченное его принудительной силой. Государственно правовая теория и практика выработали большое разнообразие представлений о норме права. Среди важнейших… … Энциклопедия юриста
• Норма права — это общеобязательное, формально определенное правило поведения, установленное и обеспечиваемое государством и направленное на урегулирование общественных отношений. Признаки нормы права: 1) общеобязательность (она представляет собой властное… … Большой юридический словарь
• Признаки (свойства) права — совокупность основных черт права, придающих ему характер особенной господствующей системы нормативного регулирования в обществе. Праву присущи такие признаки, как: нормативность, всеобщность и общеобязательность права, государственная… … Элементарные начала общей теории права
• Сущность права — это совокупность наиболее важных свойств и отношений, выражающих глубинные закономерности права, его качественную определенность и социальное назначение. Сущность права определяется двумя обстоятельствами: 1) любое право есть прежде всего… … Большой юридический словарь
• Объективное право — Право как один из видов регуляторов общественных отношений представляет собой особую категорию, в многотысячелетней истории юриспруденции не раз указывалось, что универсальное определение права не может быть дано и всегда зависит от конкретной… … Википедия
• ПРАВО — общая мера свободы, равенства и справедливости, выраженная в системе формально определенных и охраняемых публичной (государственной) властью общеобязательных норм (правил) поведения и деятельности социальных субъектов. Этимологически слово право… … Современный философский словарь
• Право — это система общеобязательных, формально определенных юридических норм, выражающих общественную, классовую волю (конкретные интересы общества, классов и т.п.), устанавливаемых и обеспечиваемых государством, и направленных на урегулирование… … Большой юридический словарь
• «Широкое» правопонимание — сформировавшаяся в отечественной науке (60 80 гг. XX в.) и противостоящая «узконормативному» подходу к праву концепция, основанная на представлениях о праве как единстве правовых идей, норм и отношений. Его сторонники включали в содержание права… … Элементарные начала общей теории права

4. Формальная определенность

С нормативностью права связана его формальная определенность, т.е. точное обозначение обстоятельств, порождающих правовые последствия, обозначение этих последствий, качеств, присущих участникам правоотношений, и др. Эта определенность необходима для отграничения неправомерного от правомерного, юридически значимого от юридически безразличного, для обозначения содержания прав и обязанностей участников правоотношения, а также мер принуждения, применяемых для охраны права.

Право может успешно функционировать лишь при условии бесспорности, недвусмысленности, а также доказуемости условий возникновения прав и обязанностей (возникло правоотношение или не возникло?), точности определения содержания правоотношения (что именно необходимо делать или не делать для выполнения обязанности? каковы гарантированные возможности поведения управомоченного?), ясности запретов (чего нельзя делать?) и санкций за их нарушение.

Формальная определенность правовых норм имеет разновидности. Абсолютная определенность свойственна императивным нормам (если — то); относительная определенность (от — до, или — или) присуща диспозитивным нормам права, требующим или допускающим при их реализации «усмотрение» правоприменительных органов или участников правоотношения (при наличии достаточных оснований, если стороны не договорились иначе, при наличии уважительных причин и т.п.). И абсолютная, и относительная определенность правовых норм в равной мере связана с доказуемостью предусмотренных ими обстоятельств, порождающих правовые последствия.

Термин «формальная определенность» вызывал возражения по тем основаниям, что формальная определенность свойственна законодательству, но не другим формам права. К тому же формальная определенность (достоинство законодательства) порой ассоциируется с формализмом как соблюдением внешней формы в ущерб существу дела. А потому предлагалось для обозначения этого понятия использовать термин «юридическая определенность»*(128). Данное предложение осуществить не удалось. Изменения устоявшихся терминов вообще редко удавались; кроме того, суждение: «праву свойственна юридическая определенность» неудачно из-за тавтологичности. Еще важнее то исключительное значение, которое для решения юридических дел имеют и точность правовых формулировок, и формы совершения сделок, договоров, действий, порождающих юридические последствия.

Заметим, что формальная определенность (должна быть) свойственна не только праву, но и корпоративным нормам. В работе ряда современных акционерных и иных обществ нередки трудности и перебои из-за нескончаемых споров о формальной правильности тех или иных решений, принятых собранием или правлением общества: был ли кворум, соблюдены ли сроки созыва собрания и т.п. Для упорядочения деятельности таких обществ нет иного способа, как детально определить в уставных документах точные сроки (периодичность) общих собраний, порядок оповещения (почтой, по телефону и др.), правомочный кворум (2/3, 3/4 членов общества или их представителей), процедуру принятия решений, голосования, выбора членов правления и т.д.

Возражения против термина «формальная определенность» связаны с тем, что в недавнем прошлом некоторые ученые-юристы, сводившие право к текстам законов, отождествляли формальную определенность с обязательностью и даже принудительностью права. Взгляд на тексты закона как на «приказ государства» вел к выводу, что даже и закрепление законом прав граждан является велением, ограничивающим их свободу, «хотя бы уже потому, что закрепляются именно такие, а не иные права, что именно этими, а не иными правами разрешается пользоваться. Кроме того, указываются возможности и характер пользования правами»*(129).

Новое законодательствоРоссийской Федерации отказалось от бытовавшего взгляда на права человека как на «дарования государства»*(130), строго лимитированные властью*(131).

Вместе с тем становление гражданского общества и развитие правового государства по-новому, остро ставят вопрос о качествах законов и иных нормативно-правовых актов, являющихся в нашей стране основным источником (формой) права.

Альтернативой (или дополнением к) термину «формальная определенность» могло бы стать понятие «формально-логическая определенность», поскольку нормативно-правовые предписания обычно обозначают юридически значимые жизненные обстоятельства в связи с их правовой оценкой. Для решения юридической ситуации важно не только установить (и доказать), что именно произошло, но и выявить правовые последствия этого («если — то»).

Иными словами, под формально-логической определенностью правовых норм (и выражающих их нормативно-правовых предписаний) понимается не только ясность (определенность, бесспорность) выражения юридических оценок, но и связь между ними («перечисленные обстоятельства имеют юридическое значение, и их правовые последствия заключаются в следующем. «).

Проблемы формальной определенности права остро и постоянно возникают в процессе становления, развития и реализации права Российской Федерации.

Необходимость формальной определенности правовых норм, содержащихся в кодексах и законах, неоднократно подчеркивалась Конституционным Судом Российской Федерации. «Формальная определенность налоговых норм, — говорится в одном из недавно принятых постановлений, — предполагает их достаточную точность, чем обеспечиваются их правильное понимание и применение. Расплывчатость налоговой нормы может привести к не согласующемуся с конституционным принципом правового государства произвольному и дискриминационному ее применению государственными органами и должностными лицами в их отношениях с налогоплательщиками и тем самым — к нарушению конституционного принципа юридического равенства и вытекающего из него требования равенства налогообложения, закрепленного пунктом 1 статьи 3Налогового кодекса Российской Федерации, а потому предусмотренный в дефектных — с точки зрения требований юридической техники — нормах налог не может считаться законно установленным»*(132).

Под формальной определенностью правовых норм в решениях Конституционного Суда Российской Федерации понимаются четкость и понятность правовых норм, их определенность, ясность, недвусмысленность, конкретность содержания, достаточное разграничение составов правонарушений, влекущих ответственность, выделение в диспозициях норм существенных признаков конкретных правонарушений, дающих возможность дифференцировать и однозначно истолковывать составы этих правонарушений на практике.

Критерий определенности правовой нормы Конституционный Суд Российской Федерации сформулировал как конституционное требование к законодателю: «Общеправовой критерий определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы вытекает из конституционного принципа равенства всех перед законом и судом (статья 19, часть 1Конституции Российской Федерации), поскольку такое равенство может быть обеспечено лишь при условии единообразного понимания и толкования нормы всеми правоприменителями. Неопределенность ее содержания, напротив, допускает возможность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения и неизбежно ведет к произволу, а значит — к нарушению принципов равенства и верховенства закона»*(133).

В связи с формально-логической определенностью правовых норм всегда существовала проблема соотношения их абстрактности и степени конкретизированности. Чрезмерная абстрактность формулировок правовых предписаний делает неясной, не вполне определенной сферу их применения или способ реализации; конкретизация предписания до уровня регулирования отдельного, единичного отношения превращает норму в приказ, команду, распоряжение, исчерпываемое исполнением.

Рене Давид справедливо замечал, что важная проблема законодательства в странах, где оно является основной формой (источником) права, состоит в таком формулировании правовых норм, которое не страдает ни излишней казуистикой, ни слишком общими формулами, непонятными без специального толкования. «Правовая норма романо-германской правовой семьи, — пишет Рене Давид, — является чем-то средним между решением спора — конкретным применением нормы — и общими принципами права. Искусство юриста в странах романо-германской правовой системы состоит в умении найти норму и сформулировать ее с учетом указанного равновесия. Нормы права не должны быть слишком общими, так как в этом случае они перестают быть достаточно надежным руководством для практики; но в то же время нормы должны быть настолько обобщенными, чтобы регулировать определенный тип отношений, а не применяться, подобно судебному решению, лишь к конкретной ситуации. Добавим, что это равновесие вовсе не обязательно должно быть одинаковым во всех отраслях права: большая конкретизация желательна в таких отраслях, как уголовное или налоговое право, где стремятся максимально сократить произвол администрации»*(134).

Проблема абстрактного и конкретного нередко возникает при осуществлении конституционных норм.

В действующей Конституции Российской Федерации содержатся положения, для реализации которых требуется принятие дополнительных законов. Таково, в частности, право гражданина на замену военной службы альтернативной гражданской службой в случаях, предусмотренных ч. 3 ст. 59Конституции. До тех пор, пока соответствующийфедеральный закон, предусмотренный той же статьей, не принят, названное право осуществить невозможно; поэтому Конституция в данном случае имеет прямое действие лишь по отношению к органам законодательной власти, которым надлежит принять соответствующий закон, а также к органам правосудия, оправдывавшим тех, кто отказывается от военной службы по основаниям, указанным в ст. 59 Конституции.

В юридической литературе давно и неоднократно отмечалась неосуществимость ряда конституционных положений без принятия нормативных актов, детализирующих эти положения до той степени абстрактности, которая способна воплотиться в конкретных правоотношениях*(135). Однако правоведение, насколько известно, еще не пыталось определить, что собой представляют с позиций теории права конституционные положения, которые, по замыслу законодателя, направлены на правовое регулирование, но не могут быть реализованы в правовой системе, так как они еще не получили в текущем законодательстве развития и конкретизации, необходимой для их практического воплощения в общественных отношениях и правопорядке. Бытующие наименования их «нормами-принципами», «в известном или определенном смысле специфическими нормами особого рода» лишь подтверждают, что правовые нормы в соответствующих текстах законов еще не воплощены.

В теоретическом плане эта проблема усложняется тем, что в последние годы в учебной и научной литературе распространилось противопоставление права и закона, основанное на предположении, что право (мера свободы) всегда хорошо и справедливо, а закон (текст нормативного акта) нередко бывает несправедливым и плохим. Однако многолетняя неосуществимость ч. 3 ст. 59Конституции Российской Федерации являет яркий пример прямо противоположного соотношения, когда не только хорошему и справедливому закону не соответствует осуществимое право, но и в общественной жизни из-за этого возникают правовые конфликты и аномалии. Получилось так, что текст закона, призванного выразить право, снимающее социальное напряжение (проблема военной службы лиц, убеждения которых противоречат такой службе, остра в любом обществе), содержит лишь обещание создать такое право и потому не снимает, а, наоборот, усиливает социальную напряженность, порождая трудности в работе военкоматов, жалобы и протесты призывников и их родителей, усложняя деятельность прокуратуры и органов правосудия.

Разумеется, лучше всего было бы, если бы каждый закон с самого начала был законом прямого действия, состоял из правовых предписаний, не требующих развития и конкретизации в других нормативно-правовых актах. Тогда перед правоведением практически могла бы и не возникнуть проблема различий и противоречий между нашими правом и законом. Такие различия, однако, объективны и проявляются в ряде противоречий, недостаточное внимание к которым может существенно препятствовать претворению закона в жизнь.

К ним относится прежде всего противоречие между абстрактностью отдельных предписаний закона, лаконично определяющего основные принципы правового регулирования определенной сферы общественной жизни, и конкретностью этой сферы, многообразием и индивидуальной неповторимостью составляющих ее жизненных ситуаций и отношений. Данное противоречие нередко требует такой конкретизации общих положений закона в подзаконном нормотворчестве, которая, не сужая сферу действия закона и вполне соответствуя его принципам, содержала бы формально-определенные нормы, отражающие типические черты соответствующих ситуаций и отношений и устанавливающие (в общей форме) достаточно конкретные способы их регулирования юридическими средствами в полном соответствии с целями закона. Нерешенность этого противоречия делает закон практически неосуществимым (при чрезмерной абстрактности содержащихся в нем положений), либо ограничивает сферу его действия (при чересчур детальном, дробном регулировании соответствующих отношений подзаконными актами), либо может даже вести к искажению целей и смысла закона (при подмене закона лавиной ведомственных инструкций, противоречащих замыслу законодателя).

В современной учебной и научной литературе часто порицаются и высмеиваются «казуистические нормы» права Древнего мира и Средних веков.

«Казуистическими» называют нормы, условия применения которых и содержание возникающих правоотношений понятийно определялись не в общей форме («кража»), а применительно к разным случаям — отдельно «кража поросенка», «кража свиньи», «кража жеребенка», «кража ночью», «кража днем», «кража со взломом» и т.д. Эти нормы исторически создавались в результате решения судами конкретных дел («казусов») и имели силу прецедента.

В современной литературе существование таких норм объясняется отсталостью, недостатком юридического мышления (а то и неспособностью к абстрактному мышлению) в эпоху Древнего мира и Средних веков. Соответственно, казуистическим нормам старых времен противопоставляются общие, абстрактные формулировки современного законодательства. «Абстрактная гипотеза, — говорится в учебнике, — определяет условия применения нормы общими, родовыми признаками, казуистическая — частными, специальными. Будучи исторически первичной, казуистическая гипотеза в настоящее время практически исчезла из нормотворчества. Ее недостатки очевидны: ее употребление ведет к чрезмерному увеличению числа норм и одновременно не дает возможности добиться полноты юридических определений. Сколько бы ни предусматривалось отдельных случаев, всегда найдется еще один, казуистической гипотезой не предусмотренный. Абстрактная же форма охватывает все возможные случаи, не называя конкретно ни одного из них»*(136).

Внешнюю убедительность таким рассуждениям придают ссылки на средневековые нормы о краже отдельно — поросенка, отдельно — винограда, отдельно — жеребца. Редко упоминается, что эти нормы были нормами-прецедентами, складывавшимися от случая к случаю в судебной практике Древнего мира и Средних веков.

Не говорится и о том, что усилия судей и правоведов тех времен были направлены на конкретизацию запретов и дифференциацию наказаний за разные виды преступлений и других правонарушений. Такая конкретизация всегда чрезвычайно важна для развития права.

Давно признано, что запреты должны быть описаны максимально точно как составы правонарушений, а наказания определены в соответствии со степенью общественной вредности или опасности последних. Именно поэтому в «Салической правде», откуда обычно берутся смешные примеры «казуистических норм», определяются разные наказания за, примерно, 25 видов убийств: убийства свободного франка, свободной женщины, ребенка, священника, графа, римлянина (или королевского сотрапезника, или землевладельца, или обязанного платить подати), убийство раба, человекоубийство скопищем, убийство в походе и т.д. Усилия средневековых юристов, формулировавших эти казуистические нормы, были направлены на учет объективной стороны преступлений (скопищем, в походе), на повышенную охрану жизни женщин, детей, представителей привилегированных сословий и др.*(137)

Процитированные выше рекомендации современных юристов повышать абстрактность гипотез правовых норм способны оказать законодателю дурную услугу.

Изучение истории права и законодательства не подтверждает нередко провозглашаемой закономерности развития правовых понятий и норм от конкретных к абстрактным, от казуистических к общим. Напротив. Зачастую происходит противоположный процесс. Если «Салическая правда» различала примерно 25 видов убийств, влекущих разные наказания, то в современном Уголовном кодексеРоссийской Федерации определены различные наказания за более чем 40 видов убийств и других деяний, повлекших смерть людей (с учетом квалифицирующих обстоятельств, входящих в состав преступления, обозначенных в статьях, частях статей или перечисленных («а равно», «или») в них).

Дифференциация составов преступлений необходима для того, чтобы наказание, применяемое к лицу, совершившему преступление, было справедливо, т.е. соответствовало характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного (ст. 6УК РФ). Нелишне напомнить, что даже в советское время, когда преобладало апологетическое, комментаторское отношение к законодательству, юристами порицалась чрезмерная абстрактность одной из нормУголовного кодексаРСФСР, предусматривавшей наказание за должностное преступление «до 10 лет лишения свободы». Справедливо указывалось, что законодательное установление санкции: «от 1/2 года до 10 лет» при неконкретизированном определении состава преступления непомерно расширяет свободу усмотрения суда и делает его решение (приговор) практически непредсказуемым.

Современное право России страдает не казуистичностью, а декларативностью и противоречивостью, дающими неоправданный и чрезмерный простор свободе усмотрения должностных лиц. В ПосланииПрезидента Российской Федерации Федеральному Собранию Российской Федерации говорится: «Огромное число уже принятых декларативных норм, их противоречивость дают возможность для произвола и произвольного выбора, недопустимого в такой сфере, как закон. Мы практически стоим у опасного рубежа, когда судья или иной правоприменитель может по своему собственному усмотрению выбирать норму, которая кажется ему наиболее приемлемой»*(138).

Конституционный Суд Российской Федерации не раз указывал на то, что в современном налоговом законодательстве некоторые составы налоговых правонарушений обозначены столь неопределенно, что за совершение одних и тех же неправомерных действий нарушитель может быть наказан дважды, а это противоречит принципам юридической ответственности. Указывалось и на то, что ряд содержащихся в налоговом законодательствепонятий иногда определяется настолько расплывчато, неконкретно и противоречиво (обозначения субъектов и объектов налогообложения и др.), что они лишаются юридического содержания и потому различно толкуются при применении*(139).

Из книги в книгу, из учебника в учебник переходит осмеяние «Салической правды» за то, что она не содержит общего, абстрактного понятия «кража». Но при этом не замечается, что хотя в действующем уголовном законодательстве Российской Федерации установлено около десяти видов кражи (ст. 158, ч. 1;ч. 2, пп. а,б,в,г;ч. 3, пп. а,б,в;ст. 229и другие Уголовного кодекса РФ), однако общего понятия «кража» нет или оно, по крайней мере, определено противоречиво.

В ч. 1ипримечаниик ней ст. 158 УК кража определяется как тайное хищение чужого имущества, т.е. совершенные с корыстной целью противоправное безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившие ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества. Размер кражи в той же статье учитывается как квалифицирующее обстоятельство только крупный, в пятьсот раз превышающийМРОТ(минимальный размер оплаты труда).

В противоречие с изложенным ст. 7.27Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях*(140)определяет состав административного правонарушения, влекущего не уголовное наказание, а взыскание в виде штрафа: «Мелкое хищение чужого имущества путем кражи. » Впримечаниипредусмотрено: «Хищение чужого имущества признается мелким, если стоимость похищенного имущества не превышает пять минимальных размеров оплаты труда, установленных законодательством Российской Федерации».

Поскольку одновременно действуют оба эти определения, непонятно, по какому кодексу следует квалифицировать действия карманного вора, умысел которого при хищении кошелька или сумки (их содержание ему еще не известно) не ограничен стремлением присвоить чужое имущество стоимостью не более пяти МРОТ. Получается что-то вроде объективного вменения: если стоимость сумки и ее содержимого оказалась менее пяти МРОТ — это административный проступок (ст. 7.27Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях); если более — это преступление (ст. 158УК РФ). К тому же в результате пятикратного повышения стоимости имущества, хищение которого теперь называется «мелкое», возникло противоречие между текстом закона и обыденным правосознанием, так как «мелкий», по мнению законодателей, размер хищения (с учетом роста МРОТ — от 500 до 1000 и более руб.) отнюдь не мелок с точки зрения большой части населения.

Особенно тревожны ситуации, когда закон, порождающий какие-либо социальные ожидания, из-за формальной неопределенности неспособен эти ожидания оправдать и потому из средства умиротворения превращается в источник беспорядка.

Достаточно памятны годы, когда из-за противоречивого определения в законе коэффициентов исчисления пенсии органами назначения пенсий чуть не стали суды, куда обращались пенсионеры с жалобами на занижение размеров назначенных им пенсий*(141).

Серьезной проблемой отечественного законодательства многие годы было отсутствие законаоб альтернативной гражданской службе, необходимость которого вытекает изст. 59Конституции Российской Федерации.

Недовольство правом или недоверие к нему могут породить некоторые абстрактные, размашистые, всеохватывающие формулировки, унаследованные от времен, когда право было формой пропаганды и агитации. Так, в ст. 1 Закона Российской Федерации «О гражданстве Российской Федерации» 1991 года*(142)утверждалось: «В Российской Федерации каждый человек имеет право на гражданство». Однако из ряда статей главы II того же Закона следовало, что возможность приобретения гражданства Российской Федерации порой определяется непростыми условиями*(143), а при некоторых обстоятельствах приобретение гражданства вообще исключено. Спрашивается: зачем включать в закон невыполнимую абстрактную формулировку, не конкретизировав ее хотя бы дополнением — «на основаниях и в порядке, установленных главой II настоящего Закона»?

Проблема абстрактного и конкретного в праве требует серьезного теоретического изучения. При всех преимуществах общих, абстрактных формулировок правовых норм, позволяющих охватить ряд существенных сторон отношений, явлений, действий, которые предполагается урегулировать одним нормативно-правовым актом, казуистические нормы были и остаются неизбежной и необходимой частью каждой правовой системы.

Одни из них относятся к группам лиц, видам особенных случаев и состояний, определяя либо дополнения к общим положениям законов, либо изъятия из них. Таковы, в частности, нормы о льготах и привилегиях, которые устанавливались от случая к случаю, от события к событию. В России сейчас более 64 категорий льготников*(144), имеющих право бесплатного проезда на транспорте, право на значительные скидки при оплате коммунальных услуг, телефона и др. Для получения льгот, особенно рассчитанных на массовое применение, требуется сложный состав юридических фактов, включающих самые разные показатели (возраст, состояние здоровья, трудовой стаж по видам производственной деятельности, участие в гражданской войне, в Великой Отечественной войне, в других военных действиях, обширный перечень которых содержится в законе, участие в ликвидации Чернобыльской катастрофы, бывшая или настоящая служба на высоких государственных должностях или в Верховных Советах СССР и РСФСР, в Государственной Думе и т.п.). Законодательный перечень оснований и содержания льгот и привилегий непрерывно растет, но они никак не поддаются общему определению для включения в абстрактную гипотезу соответствующей нормы (по каким признакам можно объединить, скажем, лицо, пережившее блокаду Ленинграда, с бывшим министром РСФСР, имеющим право на дополнительную повышенную пенсию?).

Абстрактно порицаемая «казуистичность» неизбежно свойственна нормам, определяющим правовой статус субъектов права. Все граждане равны перед законом, имеют равные социальные и правовые возможности, гарантированные государством. Но индивидуальные правовые статусы граждан настолько разнообразны, что их перечень, типизация и классификация потребовали бы громадного специального труда*(145).

Что такое формальная определенность права

Принцип правовой определенности

По смыслу последовательно высказываемых Конституционным Судом позиций неоднозначность, неясность и противоречивость регулирования недопустимы, поскольку, препятствуя надлежащему уяснению его содержания, открывают перед правоприменителем возможности неограниченного усмотрения, ослабляющего гарантии конституционных прав и свобод . Между тем, как показывает конституционно-судебная практика по вопросам предпринимательской деятельности, неконституционность регулирования часто порождается неопределенностью содержания правовой нормы. Допуская избыточно широкое усмотрение в процессе правоприменения, законоположения, содержащие такого рода дефекты, влекут нарушение не только принципов равенства и верховенства закона, но и гарантий государственной, в том числе судебной, защиты прав, свобод и законных интересов хозяйствующих субъектов.

См.: постановления от 20 декабря 2011 года N 29-П, от 2 июня 2015 года N 12-П, от 19 июля 2017 года N 22-П.

Неопределенность содержания правовой нормы, не будучи в состоянии обеспечить ее единообразное понимание, а значит, и применение, ослабляет гарантии защиты конституционных прав и свобод, может привести к нарушению принципов равенства и верховенства закона; поэтому самого по себе нарушения требования определенности правовой нормы, влекущего ее произвольное толкование правоприменителем, достаточно для признания такой нормы не соответствующей Конституции .

См.: постановления от 25 апреля 1995 года N 3-П, от 6 апреля 2004 года N 7-П, от 20 декабря 2011 года N 29-П, от 14 января 2016 года N 1-П.

В частности, соблюдение конституционных предписаний относительно формальной определенности и полноты элементов налогового обязательства при формировании структуры налога и учет объективных характеристик экономико-правового содержания налога обеспечивают эффективность налогообложения и реальность его целей, позволяя налогоплательщикам своевременно уплатить налог, а налоговым органам — осуществлять контроль за действиями налогоплательщиков по уплате налоговых сумм в бюджет (Постановление от 30 июня 2020 года N 31-П) . Неопределенность положений налогового закона ведет к нарушению прав налогоплательщиков и вместе с тем к противоправному уклонению от уплаты налога, а потому законодательство о налогах и сборах должно быть изложено так, чтобы каждый точно знал, какие налоги и сборы, когда и в каком порядке он должен платить. При этом все неустранимые сомнения, противоречия и неясности в актах налогового законодательства подлежат, согласно указанию Конституционного Суда, истолкованию в пользу налогоплательщика .

См. также: постановления от 10 июля 2017 года N 19-П, от 21 декабря 2018 года N 47-П, от 6 июня 2019 года N 22-П.

См.: постановления от 8 октября 1997 года N 13-П, от 28 марта 2000 года N 5-П, от 30 января 2001 года N 2-П, от 20 февраля 2001 года N 3-П, от 14 июля 2003 года N 12-П, от 22 июня 2009 года N 10-П; определения от 12 июля 2006 года N 266-О, от 2 ноября 2006 года N 444-О, от 15 января 2008 года N 294-О.

В силу конституционного требования о необходимости уплаты только законно установленных налогов и сборов механизм налогообложения должен обеспечивать полноту и своевременность взимания налогов и сборов с обязанных лиц и одновременно — надлежащий правовой характер деятельности уполномоченных органов и должностных лиц, связанной с изъятием средств налогообложения. Соответственно, федеральное законодательство должно создавать надлежащие условия исполнения налоговой обязанности, что предполагает при установлении федеральных налогов определение всех элементов налоговых обязательств, включая объект налогообложения, налоговую базу, порядок исчисления и уплаты налога (Определение от 24 апреля 2018 года N 1072-О) .

См. также: Постановление от 22 июня 2009 года N 10-П.

Руководствуясь названными требованиями к качеству нормативного регулирования, Конституционный Суд признал не соответствующим Конституции ряд положений Налогового кодекса РФ в той мере, в какой неопределенность их нормативного содержания не обеспечивает в правоприменительной практике их единообразного понимания и, следовательно, истолкования и применения во взаимосвязи с законодательством о несостоятельности (банкротстве), порождая возможность неоднозначного решения вопроса о праве налогоплательщика воспользоваться налоговым вычетом в отношении сумм налога на добавленную стоимость, предъявленных организацией, признанной несостоятельной (банкротом), при реализации ему продукции, произведенной в процессе текущей хозяйственной деятельности данной организации (Постановление от 19 декабря 2019 года N 41-П).

Несвоевременное внесение изменений в федеральное законодательство, необходимых во исполнение ранее принятого Конституционным Судом решения, неблагоприятно отразилось на ясности, четкости и формальной определенности при исчислении размера административного штрафа, налагаемого на юридические лица при привлечении их к административной ответственности за недекларирование по установленной форме товаров, подлежащих таможенному декларированию .

См.: постановления от 13 июля 2010 года N 15-П, от 26 ноября 2012 года N 28-П.

Критерии ясности, недвусмысленности правовых норм и их согласованности в системе правового регулирования приобретают особую значимость применительно к уголовному законодательству, являющемуся по своей природе крайним, исключительным средством, с помощью которого государство реагирует на противоправное поведение в целях охраны общественных отношений, если она не может быть обеспечена должным образом с помощью норм иной отраслевой принадлежности. В силу этого любое преступление, а равно наказание за его совершение должны быть четко определены в законе, причем таким образом, чтобы исходя непосредственно из текста нормы — при необходимости с помощью толкования, данного ей судами, — каждый мог предвидеть уголовно-правовые последствия своих действий или бездействия (Постановление от 22 июля 2020 года N 38-П) .

См. также: постановления от 27 мая 2008 года N 8-П, от 13 июля 2010 года N 15-П.

В силу конституционного принципа верховенства права требование определенности и непротиворечивости законодательного регулирования распространяется и на правовые нормы, которыми законодатель делегирует Правительству РФ те или иные полномочия. Иное означало бы, что законодатель может передать Правительству РФ неопределенные по объему полномочия, а Правительство РФ — реализовать их произвольным образом, чем нарушался бы принцип разделения государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную .

См.: постановления от 6 апреля 2004 года N 7-П, от 14 июля 2005 года N 8-П, от 28 февраля 2006 года N 2-П, от 31 января 2008 года N 2-П.

Так, например, в целях выполнения Российской Федерацией международных договоров, составляющих договорно-правовую базу Таможенного союза в рамках Евразийского экономического союза, а также решений органов Таможенного союза Правительству РФ было предоставлено право определять пункты пропуска для убытия отдельных категорий товаров из Российской Федерации, что по своей целевой направленности согласуется с конституционными полномочиями в сфере таможенного регулирования и таможенного дела высшего органа исполнительной власти Российской Федерации, конкретизированными Федеральным конституционным законом «О Правительстве Российской Федерации» в сфере экономики и таможенной политики. Реализация указанных делегированных нормотворческих полномочий осуществляется с учетом положений Федерального закона от 8 декабря 2003 года N 164-ФЗ «Об основах государственного регулирования внешнеторговой деятельности», предусматривающих компетенцию Правительства по установлению в соответствии с международными договорами Российской Федерации в исключительных случаях не более чем на шесть месяцев временных ограничений или запрета экспорта товаров для предотвращения либо уменьшения критического недостатка на внутреннем рынке Российской Федерации продовольственных или иных товаров, которые являются существенно важными для ее внутреннего рынка и в отношении которых в исключительных случаях могут быть установлены временные ограничения или запреты экспорта. Таким образом, указывает Конституционный Суд, законоположение, делегирующее Правительству полномочие по определению пунктов пропуска для убытия отдельных категорий товаров из Российской Федерации, действует во взаимосвязи с иными нормативными положениями в сфере экономики и таможенной политики, определяющими экономически обоснованные условия допустимых ограничений деятельности хозяйствующих субъектов по экспорту отдельных категорий товаров, и не предполагает произвольной реализации указанных полномочий (Определение от 29 января 2019 года N 254-О).

Помимо того, положения нормативных правовых актов, устанавливающие необоснованно широкие пределы правоприменительного усмотрения (допускающие необоснованное применение исключений из общих правил), а также содержащие неопределенные, трудновыполнимые, чрезмерно обременительные требования к гражданам и организациям, будучи коррупциогенными факторами, уже тем самым вступают в противоречие с конституционными целями нормативного регулирования.

В целом неоднозначность, неясность и недосказанность правового регулирования неизбежно препятствуют адекватному уяснению его содержания и предназначения, допускают возможность неограниченного усмотрения публичной власти в процессе правоприменения, создают предпосылки для административного произвола и непоследовательного правосудия (постановления от 25 февраля 2019 года N 12-П, от 9 июля 2020 года N 34-П, от 16 октября 2020 года N 42-П). Следование принципу правовой определенности в правоприменении, укрепляя доверие к закону и действиям государства, гарантирует принятие решений уполномоченными государством органами на основе строгого исполнения законодательных предписаний, а также внимательной и ответственной оценки фактических обстоятельств, с которыми закон связывает возникновение, изменение, прекращение прав (Постановление от 2 июля 2020 года N 32-П).

См. также: Постановление от 2 июня 2015 года N 12-П.

Что такое формальная определенность права

ВАК 12.00.00 Юриспруденция
ВАК 12.00.01 Теория и история права и государства; история учений о праве и государстве
ВАК 12.00.02 Конституционное право; конституционный судебный процесс; муниципальное право
ВАК 12.00.10 Международное право; Европейское право
ВАК 12.00.12 Криминалистика; судебно-экспертная деятельность; оперативно-розыскная деятельность
ВАК 12.00.14 Административное право; административный процесс
УДК 34 Право. Юридические науки
ГРНТИ 10.07 Теория государства и права
ОКСО 40.03.01 Юриспруденция
ББК 670 Общая теория права
ББК 60 Общественные науки в целом
BISAC LAW052000 Jurisprudence

Язык материала:
Ключевые слова:
принцип права, правовая определенность, реализация права

Аннотация (русский):
Статья посвящена раскрытию понятия правовой определенности, проблеме поиска определенности в праве, поскольку именно с поиском определенности в праве зачастую связано возникновение юридических конфликтов и правовых споров. Представляется целесообразным выяснить, является ли принцип правовой определенности принципом права или это явление неправовой природы.

Ключевые слова:
принцип права, правовая определенность, реализация права

Само понятие определённость – означает ясность, конкретность, точность, чёткость.

Если говорить о правовой системе в общетеоретическом аспекте , то, несомненно, на современном этапе возрастет роль такого свойства права как его определенность (формальная определенность), под которой понимаются точное, полное и последовательное закрепление и реализация в праве нормативной воли, выражающиеся: в формальной определенности содержания норм права; в способах их формулирования и формах закрепления; в нормативных правовых актах; в определенности реализации права. Еще известный дореволюционный исследователь права И.А. Покровский отмечал, что «одно из первых и самых существенных требований, которые предъявляются к праву развивающейся человеческой личностью, является требование определенности правовых норм. Если каждый человек должен подчиняться праву, если он должен приспосабливать свое поведение к его требованиям, то очевидно, что первым условием упорядоченной общественной жизни выступает определенность этих требований».

Принцип правовой определенности известен со времен Древнего Рима, где он и впервые был сформулирован.

В отечественной теории права существование принципа правовой определенности нашло определенную поддержку, однако у большинства авторов нет общего мнения о его сущностных проявлениях. Например, Е.А. Борисова считает, что содержание принципа правовой определенности заключается в соблюдении требования устойчивости окончательных судебных актов . В.И. Анишина и Т.Н. Назаренко рассматривают указанный принцип как синоним термина «формальная определенность». Наиболее широко принцип правовой определенности рассматривается Т.М. Пряхиной, утверждающей, что он «представляет собой совокупность дополняющих друг друга требований, которым должен отвечать текст закона, правил законотворческой деятельности и постулатов правоприменительной практики».

Возможно , в данном случае необходимо говорить не о принципе правовой определенности, а об особом социальном явлении, имеющем свое развитие в ряде правовых принципов. В обоснование данного тезиса следует рассмотреть, что из себя представляет неопределенность в праве, как она проявляется и каковы средства ее преодоления.

Проблема неопределенности в праве наиболее рельефно проявляется на фоне формальной определенности права как одного из наиболее существенных его признаков . Согласно отечественной правовой доктрине, под формальной определенностью права понимается точное обозначение порождающих правовые последствия обстоятельств, точное определение участников и содержания правоотношений, запретов и санкций за их нарушение.

Представляется , что возникновение неопределенности в праве напрямую связано с процессом толкования формально определенных абстрактных норм права, где на первый план выходит проблема субъективности толкования.

Известный итальянский правовед и философ Э . Бетти писал, что в акте толкования участвуют «интерпретатор как живой и мыслящий дух» и «дух, объективированный в смыслосодержащих формах», которые следует понимать сообразно их изначальному предназначению — отражению формообразующей воли автора текста. Согласно философскому учению Г.-В. Гегеля, этим объективированным в смыслосодержащих формах источников права духом является «субстанциональная воля» общества, воплощающаяся в государственном строе и внутреннем государственном праве.

Однако результат толкования права во многом зависит от «мыслящего духа» субъекта толкования , в котором отражены его нравственные ценности, субъективные цели и желания интерпретатора относительно результата толкования.

Как писал Г .-В. Гегель, человеческое самосознание — это «формальная воля, которая представляет собой процесс перевода субъективной цели в объективность через опосредование деятельности и некоторого средства». Таким образом, если субъект толкования права закладывает в него достижение некоей своей субъективной цели, то акт толкования превращается в опосредующую деятельность по реализации целевой установки, а сам результат толкования права — в средство достижения субъективной цели интерпретатора, которая может быть далека от идеала «субстанциональной воли».

Иными словами , в зависимости от фактической цели интерпретатора, не фактические обстоятельства и цели подводятся им под норму права, а наоборот, норма права подводится им под субъективную цель. Производится наделение смыслом «толкуемой» нормы права, а не повторное конструирование ее смысла интерпретатором. Г.-В. Гегель отмечал, что толкование права в соответствии с субъективной целью зачастую приводит к превратному представлению о праве, к неправде, которая противоречит тому, что есть право в себе, является видимостью права, но не соответствует его сущности.

Таким образом , ввиду свободного толкования права различными субъектами, имеющими зачастую взаимоисключающие интересы и требования к результатам толкования, неизбежно возникают конфликты интерпретации правовых предписаний и, как следствие, субъективная неопределенность в истинной сущности правового регулирования общественных отношений — неопределенность в праве.

Однако субъективная неопределенность в праве может возникнуть не только на почве субъективных причин возникновения неопределенности в праве при его толковании , но и в случае наличия некоторых объективных причин невозможности дать однозначный ответ относительно сущности права. К ним можно отнести изъяны нормативного правового регулирования общественных отношений, которые могут относиться как к нарушениям формальной определенности права, так и к общим изъянам правопримения.

В данном случае можно говорить об объективных нарушениях ряда базовых принципов права , таких как принципы формальной определенности права, верховенства права, законности и устойчивости судебных актов (принцип res judicata ). Указанные правовые принципы были фактически объединены ЕСПЧ, а затем и Конституционным Судом РФ в единый комплексный принцип правовой определенности, обоснованность конструирования которого, однако, дискуссионна.

Во -первых, спорной представляется практическая необходимость объединения уже существующих и признанных в отечественной правовой доктрине, законодательстве и правоприменительной практике принципов права в новый комплексный принцип.

Во -вторых, сложность и многогранность современного общества выражается в широком многообразии «коммуникативной практики» различных общественных отношений. Стабильность их осуществления необходима для воспроизводства соответствующего общества, его социального и культурного строя, а потому входит в круг его приоритетных задач.

Таким образом , «принцип правовой определенности» представляется не столько явлением правовой природы, сколько особым социальным явлением, отражающим стабильность общественных отношений и имеющим свое дальнейшее развитие в ряде принципов права, направленных на обеспечение стабильности правового регулирования общественных отношений.

Принцип правовой определенности является общеправовым фундаментальным началом , не имеющим нормативного закрепления, но сформированным в науке и правоприменительной практике и имеющим определяющее значение в деятельности органов публичной власти, поведении хозяйствующих субъектов Данный принцип предполагает системность и комплексность правового регулирования общественных отношений, ясность, точность, непротиворечивость и логическую согласованность норм законов, обеспечивающих возможность единообразного применения последних на практике.

Нормативные акты должны быть опубликованными , ясными и точными, имеющими обратную силу лишь в исключительных случаях, судебные акты должны быть обязательными, стабильными (исключающими произвольный пересмотр), а также исполняемыми. Правовая определенность достигается предоставлением защиты законным интересам и ожиданиям частных лиц. Следовательно, правовая определенность обеспечивает стабильность правоотношений в сфере различных общественных отношений, гарантирует право на справедливое судебное разбирательство, включая принятие в соответствии с законом судебных актов, устанавливающих баланс прав и интересов спорящих сторон.

Принцип правовой определенности судебной власти является важнейшим началом ее организации и деятельности . Разбалансированность механизма наделения полномочиями судей и дальнейшего осуществления ими судебной власти, неопределенность объема и пределов полномочий, отсутствие четко сформулированных в Конституции РФ функций судов, использование механизмов судебной власти вопреки ее назначению и смыслу, подрывает доверие к судебной власти, сводит на нет эффективность правосудия.

Согласно правовой позиции Конституционного Суда РФ, отраженной в п. 9 Постановления от 5 февраля 2007 г. № 2-П, «общеправовой принцип правовой определенности предполагает стабильность правового регулирования и исполнимость вынесенных судебных решений». Кроме того, как неоднократно указывал Конституционный Суд, при осуществлении правового регулирования должен соблюдаться принцип поддержания доверия граждан к закону и действиям государства, предполагающий правовую определенность, сохранение разумной стабильности правового регулирования, недопустимость внесения произвольных изменений в действующую систему правовых норм и предсказуемость нормотворческой политики, с тем, чтобы участники соответствующих правоотношений могли в разумных пределах предвидеть последствия своего поведения и быть уверенными в неизменности своего официально признанного статуса, приобретенных прав, действенности их государственной защиты.

Соответственно, требуется определить: при помощи каких правовых средств явление правовой определенности обеспечивает стабильность правового регулирования общественных отношений и каковы его сущностные стороны.

Россия строит свою правовую систему таким образом, чтобы быть способной оптимально взаимодействовать с другими правовыми системами иных государств и международным правом в целом, о чем свидетельствует конституционное признание ею общепризнанных принципов норм международного права, а также международных договоров России частью правовой системы (ст. 15 Конституции РФ). Данные принципы получили международно-правовое признание и закрепление, прежде всего, во Всеобщей декларации прав человека, принятой Организацией Объединенных Наций в 1948 году, провозгласившей равенство всех перед законом (ст. 7); право каждого на эффективную судебную защиту, осуществляемую компетентным, созданным на основе закона судом, или право на доступ к правосудию (ст. 8) и других положениях.

При формировании и функционировании российской правовой системы важную роль играет учет нормативных актов Совета Европы , и, в частности, Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, практики применения ее норм и положений в форме актов Комиссии по правам человека (действовавшей до 1998 года) и Европейского Суда по правам человека. Требования, устанавливаемые к национальному правосудию в этих актах, получают постоянное развитие в виде правовых требований, формулируемых Европейским Судом в результате рассмотрения конкретных дел. Вышеназванные акты имеют нормативное, общеобязательное значения, а невыполнение тех или иных условий и требований, установленных международными документами данной организации, влечет за собой ответственность, выражающуюся в политических, правовых и материальных санкциях в случаях обращения граждан и организаций с исками против собственного государства. Судебная практика Европейского Суда последовательно проводит в жизнь нормы и положения Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, наполняя положения Конвенции глубоким содержанием в решениях по конкретным делам, формирует стандарты в сфере правосудия и правовые ориентиры для судов в сложных и спорных ситуациях в области защиты прав человека.

Содержание принципа «правовой определенности» неоднократно раскрыто Европейским Судом по правам человека в результате толкования положений п .1 ст. 6 Конвенции. Требование правовой определенности образует «один из основополагающих аспектов принципа верховенства права», является его необходимым следствием и условием реализации.

Рассмотрим принцип правой определенности в различных сферах общественных отношений , базирующихся на положениях гражданского, уголовного, административного права.

Так правовая определенность достигается последовательным совершенствованием отдельных положений законодательства . Например, именно такая цель стояла перед разработчиками Концепции развития гражданского законодательства: заменить ситуационное, фрагментарное и зачастую случайное нормотворчество в сфере частного права на последовательное и системное законотворчество. Понятно, что в процессе обсуждения и принятия изменений в ГК РФ было внесено множество «серых» поправок, не встроенных в логику необходимых мер по совершенствованию гражданского законодательства. Однако важно указать, что ГК РФ выступает в качестве исключения, и в сфере частноправового регулирования законотворчество остается на том же уровне, что и было. Примером тому может служить неопределенность правового значения государственной регистрации прав на недвижимые вещи: правоподтверждающее или правосоздающее. Дело в том, что в мире существует несколько моделей регистрации, основанных либо на приоритете принципа внесения (право возникает именно в силу регистрации и абстрактно по отношению к правоустанавливающим документам), либо на принципе противопоставимости (право возникает в силу правоустанавливающих документов, подтверждается регистрацией и может быть оспорено в судебном порядке).

Рассматривая правовую определенность в административном праве , следует отметить, что административная ответственность, являясь одним из видов юридической ответственности, направлена на защиту общественных отношений, существующих в государстве. Особенность административной ответственности, отличающей ее от других видов юридической ответственности, заключается в предусмотренной Конституцией РФ и Кодексом РФ об административных правонарушениях (далее — КоАП РФ) возможности ее регулирования законами субъектов РФ.

Возможность регулирования административной ответственности как на федеральном уровне , так и на уровне субъектов РФ имеет как преимущества, связанные с возможностью учета региональной специфики при установлении административной ответственности, так и проблемы, вытекающие в основном из недостаточно четкого регулирования данных отношений в федеральном законодательстве. Существующие нормативные предписания не дают четкого понимания границ регионального нормотворчества в данной сфере, что приводит к многочисленным ошибкам при установлении административной ответственности на уровне субъектов РФ.

Нормативно -правовое регулирование возможности установления административной ответственности на уровне субъектов Федерации вытекает из положений Конституции РФ и федеральных законов.

Пункт «к» ч. 1 ст. 72 Конституции РФ говорит о том, что административное, административно-процессуальное законодательство относится к сферам совместного ведения Российской Федерации и субъектов РФ. Тем самым устанавливается возможность регулирования административной ответственности на уровне субъектов Федерации. Данное конституционное положение находит свое продолжение в федеральном законодательстве.

Пункт 39 ч. 2 ст. 26.3 Федерального закона от 06.10.1999 № 184-ФЗ «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» определяет, что к полномочиям органов государственной власти субъекта РФ по предметам совместного ведения, осуществляемым данными органами самостоятельно за счет средств бюджета субъекта РФ (за исключением субвенций из федерального бюджета), относится решение вопросов установления административной ответственности за нарушение законов и иных нормативных правовых актов субъекта РФ, нормативных правовых актов органов местного самоуправления, определения подведомственности дел об административных правонарушениях, предусмотренных законами субъектов РФ, организации производства по делам об административных правонарушениях, предусмотренных законами субъектов РФ. Таким образом, указанный Федеральный закон конкретизирует положения Конституции РФ, определяя полномочия субъектов РФ по установлению административной ответственности.

Более подробно полномочия Российской Федерации и субъектов РФ по установлению административной ответственности определены в КоАП РФ .

В соответствии с п . 3 ч. 1 ст. 1.3 КоАП РФ Российская Федерация наделяется правом установления административной ответственности по вопросам, имеющим федеральное значение, в том числе административной ответственности за нарушение правил и норм, предусмотренных федеральными законами и иными нормативными правовыми актами РФ.

Субъекты Федерации в соответствии с п . 1 ч. 1 ст. 1.3.1 КоАП РФ уполномочены на установление законами субъектов РФ об административных правонарушениях административной ответственности за нарушение законов и иных нормативных правовых актов субъектов РФ, нормативных правовых актов органов местного самоуправления.

Следует согласиться с О .В. Панковой, что «конструкция п. 3 ч. 1 ст. 1.3 КоАП РФ не содержит четких законодательно закрепленных рамок регионального правотворчества. Исходя из содержания указанной нормы общий и основной критерий, обусловливающий правомерность регионального правотворчества в сфере административно-деликтных отношений, выражается в отнесении того или иного вопроса к числу федерально значимых, т.е. имеющих значение не только для жителей определенного края, области, республики, но и для всей Российской Федерации».

Неоднозначность правового регулирования вопроса административной ответственности на федеральном уровне приводит к установлению субъектами РФ административной ответственности с нарушениями как полномочий субъектов Федерации , так и правил юридической техники. Данную ситуацию можно проследить при анализе решений Верховного Суда РФ по делам об отмене норм законов субъектов РФ об административных правонарушениях.

В отношении правовой определенности применения уголовного закона , следует указать на то, что только их качественная составляющая, не допускающая двусмысленности, разночтений, какое-либо иное ее толкование, кроме как непосредственно вытекающее и не противоречащее диспозиции уголовно-правовой нормы, создаст принцип правовой определенности уголовного права.

На серьезность требований правоприменителей , предъявляемых к ее определенности, неоднократно обращалось внимание Конституционным Судом Российской Федерации (далее — КС РФ). В частности, по мнению КС РФ, нарушение принципа формальной определенности норм допускает неограниченное усмотрение в процессе правоприменения и неизбежно ведет к произволу, а значит — к нарушению принципа равенства при осуществлении конституционных прав и свобод.

Уже в первых же статьях Уголовного кодекса РФ можно обнаружить правовые коллизии , рассогласованность ряда норм Уголовного кодекса РФ друг другу и несоответствие отдельных из них доктринальным положениям уголовного права. Даже не неопределенность, а очевидное упущение, в частности, допущено законодателем при формулировке ч. 2 ст. 2 Уголовного кодекса РФ, определяющей меры по осуществлению задач Уголовного кодекса РФ. Она предусматривает, что для их решения Кодекс «устанавливает основание и принципы уголовной ответственности, определяет, какие опасные для личности, общества или государства деяния признаются преступлениями, и устанавливает виды наказаний и иные меры уголовно-правового характера за совершение преступлений». Поскольку ч. 2 ст. 21 и п. «а» ч. 1 ст. 97 Уголовного кодекса РФ справедливо определяют, что принудительные меры медицинского характера (одна из мер уголовно-правового характера) могут быть применены не только за совершение преступлений, но и за невиновное совершение предусмотренных уголовным законом общественно опасных деяний, то в ч. 2 ст. 2 Уголовного кодекса РФ было бы правильно и юридически корректно указать, наряду с преступлением, и совершение общественно опасных деяний.

Специфичное состояние неопределенности уголовно -правовой нормы может также проистекать из явного несоответствия стилистики изложения ее диспозиции реальному положению дел по реализации этой нормы. В этом плане нельзя не обратить внимание на неоправданную категоричность и однозначность законодательной формулировки принципа гуманизма (ч. 1 ст. 7 УК РФ), закрепляющего (на самом же деле декларирующего) положение о том, что «уголовное законодательство Российской Федерации обеспечивает безопасность человека».

По всей видимости , законодатель имел в виду, что нарушения запретов, содержащихся в нормах Особенной части УК РФ, которые могут рассматриваться в виде своеобразной публичной оферты, не допустимы под угрозой применения наказаний, предусмотренных санкциями этих норм. Иными словами, уголовная ответственность в соответствии с принципами равенства граждан перед уголовным законом и неотвратимости уголовной ответственности виновного лица должна наступать неотвратимо в каждом конкретном случае совершения преступления. Лишь в этом случае в соответствии с уголовно-правовой трактовкой приведенных принципов можно утверждать, что уголовный закон обеспечивает безопасность человека.

Из изложенного следует , что уголовный закон, как и применяющие его органы, в силу разных объективных и субъективных причин на сегодня не в состоянии в полной мере обеспечить безопасность человека. В сложившейся ситуации представляется целесообразным уточнить изложение диспозиции ч. 1 ст. 7 Уголовного кодекса РФ, сформулировав ее следующим образом: «Уголовное законодательство Российской Федерации имеет своей целью обеспечение безопасности человека». В этом случае не составит труда обнаружить согласованность и даже некое «родство» между частями первой и второй приведенной статьи, что, думается, вполне оправданно и логично. Напомню, ч. 2 определяет, что «наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, не могут иметь своей целью причинение физических страданий или унижение человеческого достоинства».

Помимо изложенного , одним из содержательных аспектов принципа правовой определенности является единство правоприменения.

Как отмечал Л . Вильдхабер, «именно через единство правоприменения достигается выполнение международного и конституционного принципов равенства всех перед законом и судом, равного права каждого перед законом и судом, равного право каждого на судебную защиту и только таким путем создается правовая определенность. Господство права и эффективность защиты прав всех участников общественных отношений не будут гарантированы в условиях различного понимания и применения правовых норм судами».

Таким образом , последовательная реализация принципа правовой определенности судами, как стандарта надлежащего правосудия будет способствовать укреплению российской государственности, эффективной защите прав и свобод ее граждан, соответствовать конституционно-правовой природе статуса судебной власти в Российской Федерации, полноценному интегрированию России в мировое сообщество.

В свою очередь , формальная определенность права призвана обеспечить стабильность правового регулирования общественных отношений, проявляющуюся в единообразном понимании, толковании и применении права, что представляет собой реализацию материальной стороны явления правовой определенности.